Франсуа Ватель: душа аранжировки

Творец смотрит на мир особым взглядом: для него нет вещей первостепенной важности или безусловной красоты, или тех, что не достойны внимания, — он использует их все для выражения своих мыслей. Он обращается к разным видам искусства, жанрам и направлениям или долгие годы работает над одним произведением, чтобы как можно полнее передать то, что возникло в его душе.

Маэстро праздненств

Ватель жил в 17 веке, был представителем профессии, востребованной и сейчас, хотя и целевая аудитория деятельности расширилась, и варианты ее реализации охватывают все новые сферы общественной и частной жизни. Итак, Франсуа Ватель занимался, по сути, event-менеджментом, и это была соло-практика. Сегодня мы видим, как целые агентства готовят события на заказ – будь то мероприятия по развитию корпоративной культуры, городские фестивали или свадебные торжества. Впрочем, солисты есть и ныне на этом рынке особенных услуг, цель которых открыть для людей как можно больше ценностей в событии, сделать общение ярким, незабываемым.

Ватель был «художником жизни» сначала у Николя Фуке, затем у принца Конде. Королевский двор также оценил его таланты, ведь гении, подобные Вателю, способны оживлять новациями быстро приедающееся великолепие светского быта. С другой стороны, мастера вымысла требовались для обеспечения престижа – элита реализовывала свой статус, в том числе, через  символизм повседневных действий и общественных мероприятий. В жизни праздного класса всегда было много иллюзорного. Для того чтобы поддерживать ее уклад, знать окружала себя творцами – архитекторами, живописцами, композиторами. Даже личные биографы были скорее новеллистами, чем историками. Люди искусства, насыщая обыденность пышностью и смысловой глубиной, превращали ее в щекотавшее чувства действо.

Во времена Вателя, а он почти был ровесником Короля-Солнца, праздненства отличались от праздников по своей функции. Праздники, прежде всего, были проявлением социальной солидарности, праздненства – регламентированные спектакли аристократов, в течение которых вертикаль власти поддерживалась распределением ролей. Праздники снимали ограничения повседневной жизни, их участники доходили до необузданности в действиях. Праздненства, устраиваемые всегда только в честь монарха, слыли своей рафинированностью. Галантные манеры и остроумная риторика были чуть ли не врожденными способностями приглашенной публики. Гости короля всегда так далеки от подлинной радости и душевной теплоты, поэтому так важно было заполнить пустоту их собраний и смягчить натянутость отношений.

Франсуа Ватель – образцовый метрдотель, его служение отчасти создало символическую славу блистательного министра Никола Фуке, а затем первого принца крови генералиссимуса Конде. Его судьба, рассказанная в фильме Ролана Жоффе, сюжет которого позаимствован у Александра Дюма-отца, представляется как противостояние независимой личности и непреодолимо несправедливого общества. Духовная несвобода и социальные механизмы подчинения – в этих тисках оказываются, так или иначе, все герои кинопроизведения. Но вглядываясь в исторические факты, в подробности внутренней политики Людовика XIV, можно обнаружить связь между карьерой Вателя, фрондой и стремлением монарха вернуть королевской власти во Франции авторитет. Если Генриху III и Людовику XIII для этого потребовалось кровопролитие, то Людовик XIV, Король-Солнце, использует совершенно другие методы — он реализует свою культурно-политическую программу. Он сам режиссирует спектакль своей жизни и привлекает к себе на службу великих деятелей искусства. Как аллюзию на это можно привести строки Расина о Короле-Солнце:

«И лишь один герой, что славился делами

 Во всех земных краях,

Дал Музам новый кров и вдохновенья пламя

Зажег у них в сердцах».

Волшебник вкуса

Творчество Вателя интересно, в частности, тем, какие приемы он находил, чтобы подчеркнуть символическую ценность. Один из них – аранжировка, т.е. введение в композицию дополнительных партий для усиления ее звучания (здесь речь идет не только о музыке, это верно для любого вида искусства). Вспомним пару высказываний Вателя из одноименного фильма. Создавая букет по заказу маркиза де Лозена из покрытых воском цветов и засахаренных фруктов в оттенках «плоти и крови», он строит композицию на противопоставлении форм и нюансах колорита. «Гармония и контраст – из этого рождается вся красота», — комментирует Ватель свою работу. Затем он добавляет последний решающий штрих, который преображает все, — это живая синяя маргаритка. Композиция начинает звучать, она приобретает символическую ценность: сообщает нам о хрупкости жизни, трепетности чувств и, самое главное, о возможности искренней любви среди застылых форм человеческой несвободы. Творец при этом говорит: «Немногие вещи уродливы или прекрасны сами по себе – с понимания этого начинается становление художника».

Сказанная Вателем фраза обращает наше внимание на то, как возникает произведение искусства: для его появления важны отношения  между его составляющими. Сами по себе звуки, краски, фактуры, формы – нейтральны, но их соединение рождает художественную ценность. Аранжировка ее выявляет, придает направленность творческому акту. Франсуа Ватель, развлекая знать своими знаменитыми банкетами, использовал аранжировку повсюду: в оформлении, в сопровождавших застолье театрализованных постановках и, прежде всего, в подаче и перемене блюд. Он и прославился именно как повар, гастроном, метрдотель. Ватель тонко продумывал переходы от одного кушанья к другому так, чтобы гости могли наслаждаться каждым из них. Его фирменными приемами стали антре и антреме – род легких закусок, назначением которых было акцентировать вкус следующего блюда и нейтрализовать вкус предыдущего.

Ватель жил в 17 в., в эпоху барокко, и для этого стиля особенно характерно использование приемов усиления. Мастера искусств щедро вводят в свои произведения контрасты, насыщая их смысловой глубиной и стремясь увести зрителя от реальности к тем отношениям, что скрываются под ее маской. Большое влияние на развитие этого явления (перехода к трансцендентной сущности) в изобразительном искусстве и архитектуре оказала Церковь. Также надо вспомнить и о нарастании в те времена интереса Европы к Востоку (он привел к возникновению стиля шинуазри). Японцы использовали аранжировку, в частности, в художественных композициях из растительного материала. «В икебане мы аранжируем одну маленькую ветку и один цветок в безграничном космическом пространстве и бесконечном времени, и эта работа вмещает всю душу человека. В этот момент единственный цветок в нашем сознании символизирует вечную жизнь», — пишет в своем эссе «Истинная утонченность» глава одной из старейших школ икебаны Икенобо Сэньэй. Итак, Франсуа Ватель помог нам еще раз увидеть, что творец, выбирая нейтральный в смысловом отношении материал, наделяет его в творческом акте ценностью и, т.о., через свое произведение сообщает ее человечеству.

Людмила Калинина